Первый экипаж прибыл к дому на Индустриальной улице через шесть минут после звонка. За ним спустя сорок секунд подтянулись еще две машины и четверо автоматчиков помчались вверх по лестнице.
Оставшиеся на улице восемь милиционеров с трех сторон заблокировали дом.
– Ты упрощаешь, – Дмитрий Чернов по прозвищу Гоблин, бывший «звеньевой» одного известного в Питере рэкетирского коллектива, а ныне – преуспевающий журналист, отрицательно мотнул бритой башкой. – По-твоему, Милошевич – ангел, а все остальные – дерьмо собачье. Так не бывает.
Иван Вознесенский помешал сахар в чашке кофе.
– У Слободана есть ошибки, но непринципиальные…
– Щас! Косово, это чо, непринципиально?
– В проблеме Косова Милошевич не виноват., – А кто виноват? – Гоблин мыслил исключительно конкретными категориями: «Раз виноват – в грызло. И нечего базары разводить».
– Тито.
– Ах, Тито?! Тады понятно. Мы тоже по молодости частенько из барыг «кабанчиков» заделывали. Кредитов наберут, бабульки со счетов поснимают – и пропадают. Или дохнут… На покойника чо списать – милое дело.
– У Милошевича выхода не было. Когда он президентом стал, в Косове заваруха уже вовсю шла. Можешь у Влада спросить, если мне не веришь…
– Влада там три года назад не было.
– При чем тут это? – Вознесенский долил себе сливок. – Он же все Косово прошел, с жителями общался.
– У Влада отношение к этой проблеме своеобразное, – заявил Димон, – как и ко всей мировой истории.
– И он туда же? – усмехнулся Иван. – Небось Носовского с Фоменко перечитывает?
– Ну… Я тоже тут книжульку их взял. Завлекательно, блин. Хорошо пишут. И, главное, по теме, без всей этой зауми.
– Ты серьезно? – Вознесенский с подозрением посмотрел на беспечного бугая с подвязанной левой рукой. – А как же таблицы всякие, схемы, пасхалии?
– Фигня это. Мне Влад объяснил. Если чо непонятно или скучно, можно пропустить и дальше читать. Общее впечатление не портится.
– Да уж, с рекомендациями твоего нового друга поспорить трудно.
– Влад – пацан конкретный, – весомо заявил Гоблин.
– Вижу. Между прочим, как он?
– Нормалек. С хатой его все решили, паспорт восстановили.
– А где он сейчас?
– По делам уехал…
– Ты мне так и не рассказал, чем вы тут занимались…
– И не расскажу, Ванюня, не обессудь. Меньше знаешь – крепче спишь. Ничего особо интересного не было. Так, сафари в зоопарке, – Чернов довольно заржал.
– А руку ты порезал, когда брился? – язвительно осведомился Вознесенский.
– Ага. Споткнулся, упал, очнулся – гипс. И все дела…
Вернувшемуся из недельной поездки в Москву Ивану вежливо, но твердо объяснили, что ни сути дела, ни подробностей совместных похождений Влада с Димоном ему никто сейчас не расскажет. Возможно, через год-другой. Однако Вознесенский был любопытен и не упускал возможности подколоть внешне бесхитростного Димона в надежде выведать хоть какие-нибудь детали.
Гоблин стоически выдерживал ехидные замечания приятеля и в показаниях не путался.
– Америкосы на горизонте больше не проявлялись?
– Не-а, – Иван понял, что и на этот раз его эскапада прошла неудачно, – только всех жильцов опрашивали после того случая. Даже мне повестка приходила. Я к следаку сходил, сказал, что ничего не видел. Тем более что в тот день вы меня в Москву спровадили.
– Этих четырех придурков из консульства уволили, – сообщил Чернов, – хотя у них пока другие заботы. Костыли, кашка, «утки»… Еще месячишко в больнице проваляются, это как пить дать. Влад их в хлам уделал.
– Судя по всему, я штатников больше не интересую.
– Думаю, да, – Чернов покряхтел и выудил из левого кармана сигареты, – хлопотно больно с тобой…
Маслюкова забилась в конвульсиях, а Рокотов со злостью стукнул кулаком по дверному косяку.
Ну надо же так облажаться!
Расслабился, подумал, что с Людмилой все пройдет гладко. И не учел одной из основных черт женского характера – представительницы слабого пола дерутся до конца, часто проявляя чудеса изобретательности и с легкостью облапошивая даже самых умудренных и битых жизнью мужиков. Стоит на мгновение потерять бдительность – и кранты. Женщина тут же улавливает перемену в настроении и переворачивает ситуацию.
Грохот свалившегося на пол хрусталя разбудил весь дом.
На лестнице захлопали двери, зазвучали возмущенные голоса, и спустя четверть минуты квартиру огласила непрерывная трель звонка. Одновременно со звонком кто-то начал стучать в стену и в пол.
«Нарвался! – биолог огляделся. – Четвертый этаж, между прочим. Просто так на улицу не выпрыгнешь… Через дверь хода нет. Там с десяток свидетелей. И большинство, скорее всего, мужики. Если даже повезет и я прорвусь, то все равно мою рожу завтра же вывесят на каждом столбе. Перспектива! И менты скоро будут… И самое хреновое, что я вспугну Кролля. Антончик сдох сам, Кур-балевич якобы смылся, тут вопросов нет. А эта дура пучеглазая? Как ее смерть воспримут? Кролль заляжет на дно, и вся моя работа пойдет насмарку. Будь у меня времени побольше, инсценировал бы разбой с убийством. А сейчас? Сразу ясно, что ничего не взяли, а выбивали информацию… Кто из преступников ничего не берет у жертвы? Только маньяки… Что ж, на бесптичье и жопа – соловей, как говаривал академик Крылов…» [Алексей Николаевич Крылов – адмирал Русского Флота, начальник Гидрографического управления. После 1917 года – инспектор ВМФ РСФСР]. Следующие три минуты у Владислава прошли в трудах и заботах по превращению квартиры Маслюковой в место «кровавой бойни».