Миша Требухович был и оставался подонком.
В школе он подставлял одноклассников, сваливая на них собственные проделки, стучал завучу и классной руководительнице. В армии, чтобы получить лычки ефрейтора, подсунул своим возможным конкурентам в тумбочки по бупылке купленного в соседней деревне самогона и сдал товарищей замполиту. В райкоме комсомола Михаил отвечал за культмассовую работу и добивался отличных показателей лишь с помощью очковтирательства и составления липовых отчетов, где все неудачи списывались на подчиненных ему освобожденных секретарей институтов. За что тех песочили на собраниях, где главным обличителем выступал все тот же Требухович.
И так всю жизнь.
На место Главы Администрации он пробрался аналогичным способом. Лгал, обливал грязью других претендентов на эту должность, втирался в доверие к будущему Президенту, чтобы предать его в удобный момент и на этом погреть руки. С аппаратом, мягко говоря, Батьке не повезло. Подлец Требухович, педрила-комсомольчик Жучок, засевший на должности пресс-секретаря, замглавы Администрации Пушкевич, баптист и скрытый педофил, премьер Снегирь, распихавший на хлебные должности в министерствах своих родственников и знакомых.
И сотни таких же чиновников помельче. В этом болоте вязли любые распоряжения Первого Лица. Лишь благодаря крутому нраву Президента и его бешеной работоспособности ситуация не выходила из-под контроля.
Но развитие республики шло медленнее, чем планировал Батька.
По не зависящим от него причинам. Президент никак не мог поверить и понять, что в его окружении порядочных людей можно пересчитать по пальцам. Пожалуй, только руководители армии и спецслужб честно выполняли свою работу. Остальные же явно и тайно саботировали указы Главы Государства, набивали мошну и с вожделением смотрели на госсобственность. Они знали, что с уходом Лукашенко у них тут же появится прекрасная возможность наложить лапу на промышленные предприятия и приватизировать их в узком кругу избранных. Поэтому почти каждый чиновник терпеливо ждал своего часа, внешне соблюдая приличия и одновременно с этим подтачивая государственную систему.
– А зачем тебе разрешение, Стае? – хмыкнул Требухович.
– Как зачем? – Богданкович тыльной стороной ладони вытер жирные губы.
– Я тебя не понимаю, пгости…
– Ты что, не можешь своих сориентировать? Например, пусть пойдут в составе колонн и на площади устроят драку. Скажи Голубко и Вячор-ке, они быстро подберут сотню добровольцев.
– С Вячогкой у меня сложные отношения…
– Тогда поговори с Худыко. Он же лидер фронта.
– Так-то оно так, – Богданкович выпил полстакана теплого молока и икнул, – но он денег захочет.
– А ты что, сильно поиздержался?
– Есть немножко, – последний «транш» от своих европейских партнеров из Парламентской Ассамблеи основатель «Хартии-98» полностью перебросил на свой австрийский счет, – были большие тгаты…
– Какие «тгаты»? – передразнил Требухович.
– Я же тебя пгосил! – взвился Богданкович. – Не надо этих шуточек!
– Ладно, ладно, извини. Сорвалось… Так что там по поводу трат?
– Мы же агендовали помещения для конфе-генций, пгиглашали гостей. В кассе денег почти не осталось, – печально сообщил картавый оппозиционер.
– Собери взносы…
Требухович понял намек на тяжелое материальное положение Богданковича со товарищи, но помогать из собственных средств не собирался. Пусть сами выруливают. А то как прикарманивать сотни тысяч долларов – тут они первые, а как услуги хулиганья оплачивать – так «денег нет».
– Легко сказать, – заныл Богданкович.
– Это твои проблемы, – Глава Администрации посмотрел на наручные часы «Rado», болтающиеся на запятье лидера «Хартии-98», – думаю, ты вполне справишься. А если нет, продай свои часики. Они уж никак не меньше пятерочки штук бакинских стоят.
– Не могу. Это мамин подагок, память о ней, – ляпнул Богданкович.
– А у твоей мамочки девичья фамилия, случайно, не Онассис? – прищурился Требухович. – Стае, хорош мне тут мозги вкручивать!
– Нет, пгавда! Бедная моя мамочка, – лидер «Хартии-98» страдальчески скривился, – она с пенсии откладывала, чтобы мне эти часы подагить…
Требухович в ответ только обреченно вздохнул.
С такими товарищами по «борьбе с тиранией» каши не сваришь. Серьезные люди в оппозицию не идут, одни мелкие мошенники, еще с советских времен привыкшие подворовывать гайки на заводе и картошку с колхозного поля.
Богданкович все продолжал причитать.
Влад протиснулся между прутьями высокой решетки, продрался сквозь густые заросли сирени вперемешку с шиповником и вылетел к высокому многокорпусному зданию, стоявшему особняком посреди огромного пустого участка. Ни одно окно на видимой Рокотову стороне здания не светилось.
Биолог на секунду остановился.
«Так. Что мы имеем? Пустырь и домину. Вернее, больничный корпус. Вон пандусы для въезда машин, холл, технический этаж. А света почему нет? Профилактика? Ладно, не суть… Здесь меня искать весьма затруднительно. Собаку по больничным коридорам не пустишь. Одуреет бедное животное от запахов. Тем более что моих вещей у ментов нет. Дать понюхать нечего… Искать в больничке чужака глупо. Там могут быть и сторожа, и ночная смена какая-нибудь… Вдруг одно из отделений работает? Судя по размерам и количеству корпусов, вполне может быть. Разберемся…» Владислав преодолел двести метров открытого пространства, пробежал вдоль стены еще несколько десятков шагов, пока не наткнулся на полуоткрытое окно возле самой земли. Залезая внутрь, он услышал приближающийся вой сирен.